Где-то далеко кричали чайки, вились над волнами, выхватывая с поверхности неспокойного моря зазевавшихся рыбешек. Радужная чешуя поблескивала на солнце, неугомонные хищницы начинали пиршество прямо на прибрежных камнях, никого не побаиваясь, возвещая окрестности громкими воплями. И казалось, это было так далеко, совсем в другом мире. Спутанное сознание то и дело пыталось зацепиться за птицу, но образ соскальзывал, и все угасало вновь. Он не помнил, сколько времени так пролежал наполовину в воде, наполовину обнимая острый камень. И волны с каждым разом сильней подталкивали непослушное тело, ударяя лбом о скользкую, поросшую зелеными водорослями поверхность. То ли жив, то ли мертв. Не поймешь. А мир наверняка оказался слишком жесток, море придирчиво и избирательно, не пожелало принять в темные воды, а как есть вышвырнуло обратно. Как давно это было? Неизвестно. Целая вечность прошла, наверняка не меньше. Холод надежно сковывал тело, то и дело по мышцам пробегала судорога – вода в конце августа теплотой не отличалась, к горлу подкатывалась тошнота, но все так же ни единой попытки подняться. Пусть все идет своим чередом, может быть вечером будет прилив и все закончится. И если разжать одеревеневшие пальцы, то вдруг снова откроется путь в бездонные глубины. А нет, скорее быстрей на берег выкинет. Мысли путались, сознание угасало, вместо тошноты легкие разрывал кашель, да только с трудом подавляя мучительные спазмы, Элиот сглатывал холодную морскую воду и утыкался носом обратно в песок, ожидая очередной волны. Тело оставалось непослушным и принадлежало явно не ему. Да и вообще на все будто со стороны посматривал. Отрешенно, нисколько не интересуясь, что будет дальше. Перед глазами мелькнуло прошлое, величественный дракон взмыл в небо и исчез, растворяясь в ярко-синей лазури. И как же хотелось последовать за ним, взлететь, как когда-то. А вместо этого из горла вырвался слабый, болезненный стон, больше похожий на бульканье. Судорожно вздыхая, отплевываясь от воды, он крепче стиснул непослушные пальцы и вновь уткнулся в мокрый песок. Спутанные пряди налипли на шею, рассыпались по спине. Еще один сильный всплеск волн, наконец, позволил завершить страдания, с силой приложив многострадальную голову о камень так, что и водоросли не смягчили удара, отправив неясное сознание в забытье. А где-то вдали, совсем в другом мире продолжали перекрикиваться неугомонные птицы. Им не было никакого дела до утопленника, нелепо раскинувшего руки на берегу.

Сильный удар заставил выбраться из плотного забытья. С трудом приоткрыв глаза, поворачивая голову в сторону, Элиот безучастным взглядом скользнул по усатой тигриной морде и зажмурился вновь. Тиграм не место у моря. Они не охотятся на рыбу как чайки. Не место… Наверное совсем разум отказал, вот и видится всякое. Сознание привычно потянулось к полосатому хищнику. Возможно, это было никакое не видение, а просто безумное стечение обстоятельств. Куда уж безумней. «Убей меня.» - настойчиво, почти в приказном тоне. «Пожалуйста, убей. Убей, или я сам тебя убью.» Действительно, если все не более чем безумный бред, то уж точно лишним не будет. Встрепенувшись – и откуда силы взялись – несостоявшийся утопленник дернулся и ухватился за тигриные усы непослушными пальцами. Однако силы оказалось достаточно, чтобы почувствовать жесткие основание, оскалить зубы, всем видом показывая, что он реальная угроза, и даже повернуть шею, так, чтоб удобней было напасть. Отвратительная догадка о том, что море не пожелало принять в неспокойные воды, оказалась настолько досадной… А для достижения цели все средства хороши. Нет, не отступится. Ни за что не отступится. Все закончилось, все исчезло вместе с предсмертным вскриком собрата. Как же он кричал… В самом сердце, и ничто на свете не помогло оказаться рядом в роковой миг. Проклятье… Нет, он сам проклят, таким не место на земле. «Убей!» И крепко зажмурился, не желая видеть, как острые клыки разрывают плоть, раздрабливают кости. Только сознание у тигра было необычным, слишком сложным и все упиралось в высокую стену. Элиот не знал, были ли услышаны слова, нашли ли отклик просьба.
  Чайки собрались в огромную, гомонящую стаю и ринулись к берегу, нацеливая острые клювы на зверя. Вот чайки все слышат, их надо только попросить, ласково провести по крыльям словом и все, достаточно. Но разве можно так обращаться с бесценной природой? Когда терять нечего – можно. И не так еще можно. Скалясь, не осмеливаясь разлепить глаз, молодой человек устремил сознание дальше к птицам. Разом гомонящий базар спикировал на полосатого, а он сам пытался достучаться до сознания зверя, чтоб доказать – вся угроза исходит только от человека. Убей и все закончится, исчезнет опасность.

Безумие на самом деле было ужасным, и настолько неумолимым, что хотелось с головой зарыться в песок. Он был каждой птицей, кидаясь от одной к другой, чувствуя клетками содрогающегося тела яркую, жуткую боль, то, как ломаются крылья, и вспышкой, подобной взрыву мощного заклятия, приходит смерть. Она поистине чудовищна, неизбежна, и вместе с тем, находится избавление от страданий, доступных на земле. За гранью нет боли, нет места переживаниям, и страшные муки прошлого непременно перестанут сжирать изнутри. Да только ничто больше не способно поднять с песка мертвых чаек. И в этом безумстве, чудовищной ошибке виноват только он. Еще несколько смертей на руках. Одинаково ценны жизни живых существ, будь то человек или же птица. В природе не существует различий. Тихо, едва слышно взвыв от досады, Элиот вцепился дрожащими руками в плечи. Тигр отбился от птичьей стаи, а он не удосужился остановить летящих на верную смерть. С его руки… И до сих пор жив. Полосатый хищник даже не посчитал за добычу. Видать совсем все плохо, хуже некуда. Мир отрекся, как от проклятого прокаженного безумца.
Слова тигра ничуть не удивили, как должное воспринял. Только голову слегка повернул, безучастно посматривая на зверя. Вскользь, никоем образом не касаясь взглядом глаз. Непонятное встало на места, и стало ясно, почему сознания не удавалось коснуться. Разумные существа совсем другое дело, и нет над ними никакой власти. Ровно как и над чайками. Не более чем просьба нашла отклик в сердце птиц и сподвигла на решительный бой. Если попросить еще раз, то все начнется сначала. И кто знает, сколько пернатых останется неподвижно лежать на песке. Невыносимо… Страшно и еще сильней хочется зарыться, никогда больше не появляясь на свет. Сердце щемит так, что и терпеть немыслимо. И тут не физическая боль, нет. Она ничто, а то, что разгорается в груди, подобно яркому пламени пожара.
-Мертвым скоро буду. – тихо, весьма лаконично, без тени лжи, сарказма или еще чего.
Спокойно шарясь взглядом по берегу, так и не удосуживаясь подняться, Элиот потянулся рукой к деревянному сучку. Крепкому на вид, вполне удобному для завершения начатого. Больше он ничего не боялся, никаких сомнений или опасений, когда решился сделать шаг навстречу морской пучине. Нет, такое чудовище ни за что не должно жить. Самое место где-нибудь в кромешной тьме, откуда нет возврата. Ухватившись за деревяшку цепкими пальцами, утопленник размахнулся, намереваясь вонзить сучок в основание шеи. Только бы силы оказалось достаточно и рука не дрогнула. «Простите меня… Простите, если сможете. Пусть всегда северный ветер сопутствует вам в стремительных полетах». Чайки не поняли слов, наверное, это оказалось выше восприятия, а может быть стая оказалось уже слишком далеко, и не нуждалась в просьбе о прощении.

Удар широкой лапищи по руке оказался неожиданным, в тот момент, когда острое дерево с размаха почти коснулось кожи. Нет, почти не вышло, вообще ничего не получилось. Сильно вздрогнув, широко распахнув глаза, Элиот дернулся в сторону и прижал свободную руку к груди. Мрачно посматривая на полосатого хищника, отчего-то умеющего говорить, явно не простого, явно почти человека, находившегося совсем не в привычном обличии, а может даже в очень нормальном. Все равно подобное не вязалось с настоящим. Да и какая разница? Главное тут другое, главное упорство с которым полосатый пытается помешать. А мешает он зря, то, что неизбежно, все равно предотвратить не получится. Не сейчас так потом, немного позже, роли не играет никакой. Не смотря на то, что сильней всего именно сейчас и хочется. Одним росчерком обозначить грань, за которой не будет больше ничего. Возможно, это было верхом глупости, наверняка так и есть. Ощутимо побаливает кисть, придавленная тяжелой лапой, легкие разрывает очередной приступ кашля, и при мимолетном взгляде в тигриные глаза становится так не по себе, что куда деваться. А деваться некуда… Действительно, что ж делает? Идиотина этакий. Мрачнея все больше, кусая губы, раздумывая - если попробовать язык прокусить, хватит ли крови, чтоб захлебнуться? Наверное, нет, что-то другое делать стоит. К тому же все больше поражаясь абсурдностью реальности, Элиот совсем неприлично уставился в глаза говорящего создания, позабыв про недавнюю неловкость.
-А что хочу то и делаю. Моя жизнь, сам волен решать или так, или как-то по-другому. Ты птиц не спрашивал хотят ли они смерти, а тут надо же, спохватился. Чем я лучше чайки?! Чем?!
Негодующий хриплый вопль сопровождался резким рывком, с которым наконец поднялся. Не без труда, припадая на колени, кашляя и поднимаясь вновь, держась за саднящую грудь. В легких что-то клокотало, в ушах все еще шумела вода, а может это просто отголоски прибоя мерещились. Всякое может быть, ничему бы не удивился. Желание сбежать, и где-нибудь успокоиться навечно, отпадало само собой. Непреодолимая этакая мечта натыкалась на полосатую шкуру и тонула в бездонных морских глубинах. Обязательно догонит, раз так упрям и не к месту благороден, помешает и не даст. Интересно, а сам встреть подобного безумца раньше, то помог бы? Повел себя так же? Непременно отпаивал травами, убеждал, уговаривал, рассказывал обо всем на свете и приводил множество примеров выхода из придуманной темноты, поднятия с колен и побед над неизбежностью. До тех пор, пока у человека не нашлись бы силы, исчезли отвратительные мысли, и стремление к свету победило кромешную темноту. Обязательно…
Горько усмехнувшись, расправив для равновесия руки, Элиот уставился на тигра и наклонил голову набок. Неподалеку валялись невинные, убиенные птицы, и надо было их хотя бы прикопать, накидать камней сверху, чтоб не добрались другие, более хищные собратья. Едва ли в этих краях водятся любители падали, ну а вдруг обитают.
Неуверенные шаги оказались сложны, будто учился ходить заново. Ноги затекли, пальцы онемели, да только неважно все это, непременно пройдет вскоре. А то, что важно и не давало покоя, оно никак не может осуществиться. Нашептывая тихие слова, бережно приподнимая безжизненные крылатые тушки, он с все той же осторожностью закопал чаек, выложив сверху несколько мелких камешков. Проказливый северный ветер дул в лицо, растрепывая спутанные пряди. Давний друг сейчас нисколько не радовал и родная стихия не находила никакого отклика в сердце. Пустое… Все пустое. Только как бы избавиться от назойливого общества тигра? Скорей всего ровным счетом никак. А хотя... Вон, какие кусты цепучие, колючие на песке выросли. Сильные, крепкие, столько лет растут, борются, не трогают никого. Жалко их, да пусть помочь попробуют.  Терять ведь все равно нечего. И от столь гадких мыслей стало еще больней, да противней от самого себя. Прикрыв глаза, достаточно быстро, почти мгновенно сосредотачиваясь на сложном маленьком мире, в котором не было и не могло быть места всяким незнакомым пришельцам, Элиот не без труда, щедро отдавая собственные силы, выпросил у прибрежной растительности помощи. И началось то, что строго настрого запрещал учитель и уж тем более, никогда не одобрил погибший дракон. «Что ж ты творишь, мать твою… Нет, что ж ты правда творишь?!»
  Повыдергивав корни из песка, раскинув в сторону шипастые зеленые ветки, на тигра уверенно, но весьма неспешно двинулось зеленое войско, слаженно беря в кольцо и оттесняя к кромке воды. Нашептывая, уговаривая и подбадривая, идя наперекор учению, клятве, и еще больше проклиная самого себя, уселся Элиот на песок и закатил глаза. Как же мерзко…

Элиот не ощущал никакой разницы между собой и закопанными в песок птичьими телами. Ее не было сейчас, не существовало когда либо. Все живое на земле равноценно, иначе и быть не может. Только не каждому дано понять и далеко не всегда получается соблюдать то, к чему шел долгими годами. И имело ли все смысл, когда остался один, а мир оказался настолько ужасным, неправильным и враждебным? Ища спасение, еще больше потонул в кромешной тьме, пока безысходность не захлестнула с головой. Совсем как удар о песок, когда полосатый хищник с легкостью толкнул, заставляя распластаться, прикрывая голову руками. Кусты развернулись, медленно преодолевая путь до своих вековых обителей. У них был дом, родное место, где выросли, подставляя тонкие колючие ветви лучам солнца, а море и днем, и ночью, напевало колыбельную волн. Пока не пришел человек и все испортил. Он был этим человеком, никчемным существом, посмевшим втиснуться в естественную природную среду, ведомый только собственными шкурными интересами. Хотелось выть от досады, кричать в полный голос, биться головой о камни. Да разве станет от этого лучше? Желания так часто расходятся с действительностью.
-Да кто ты такой, какое тебе дело может быть?! – раздраженно выкрикнув слова, он ухватился за тигриную шкуру в районе лопаток и уставился прямо в глаза, - Пошел прочь.
Уже гораздо тише, сразу же разжимая пальцы и все больше поражаясь абсурду происходящего. Такого отвращения к себе не испытывал с момента гибели друга. О, тогда все проходило намного хуже, куда хуже, чем сейчас. Да только и в нынешний момент вовсю красовался напоказ, блистая безумием и полным отсутствием здравого смысла. Как нищий юродивый, нет, даже еще хуже. Вроде проиграл, бороться нет смысла, а все равно туда же. Вдруг получится найти лазейку и упорно добиться своего? Вдруг тигр послушается и уйдет, прекратит мешать своим назойливым присутствием. Отчего-то твердая уверенность отметала подобные развития событий. Он не более чем мелкая песочная песчинка в океане обстоятельств, и сейчас уж точно изменить ничего не сможет. Крупно вздрагивая, крепче обхватив гудящую голову, кашляя, пытаясь проглотить подступающий к горлу ком, Элиот крепко зажмурился. Как хорошо, если бы все это оказалось сном… Беспокойным кошмаром, иногда приходящим темными ночами. И не пришлось сгорать от стыда, не пришлось думать. Просто сон, ведь бывают такие сны, когда кажется что все по-настоящему.

А тигр, поражая настойчивым упорством, исчезать никуда не спешил. Мало того, острые зубы больно хватанули руку, и в то же мгновение стало еще больней, когда словно мешок с песком был закинут на широкую спину зверя. Предплечье противно заныло, пульсирующая боль отдавала куда-то в ключицу, ясно давая понять – живи и мучайся, что мирозданию до рухнувшего мира одного-единственного человека. Таких под небесами тысячи ходят, на каждого внимания не напастись. Крепко зажмурившись, уцепившись одной рукой за теплую шерстяную шею, укушенную конечность пряча под грудь, Элиот тяжело вздохнул. Сейчас можно было биться, показывая несносный характер и абсурдное упрямство. Да, можно было б, хорошее занятие, а потом прокатиться по песку в пасти, и так и не увидеть конец пути. Вообще-то все равно, да только что поменяет сопротивлением? Все прежним останется, не иначе как.
-Мне поможет только осиновый кол промеж глаз. Не во власти жрецов Ордена вершить такую помощь.
Крепче уцепившись пальцами за короткую шерсть, немного согнув руку в локте, обнимая шею, недавний утопленник вытянулся, прижимаясь к теплой полосатой шкуре. Только сейчас почувствовал как же холодно, мокрая одежда неприятно липнет к телу и очень хочется согреться. Еще одни отвратительные ощущения, которых не будет там, куда собрался. Увидел бы друг как низко пал, так не поверил глазам своим, да, так бы было, не иначе.
-А знаешь, я убийца. Зачем спасать такого? Убил своего друга единственного, так какой смысл на землю смотреть? Противно все, сил нет наблюдать как встает и садится солнце, тонет в водах морских, уходит на покой за горы, чтобы на утро подняться вновь. Дракон больше не взмоет в лазурные небеса, а я никогда не смогу придти на помощь в последнее мгновение. Оно подобно вечности, и только в вечности есть спасение.
«Во загнул… Очень интересно этому ковру полосатому исповедь умалишенного выслушивать. До самых кончиков усов интересно. Может, пустит и перестанет из себя героя делать? Шкура блохастая… Нет, отпустил бы, правда, а дальше я сам как-нибудь, опять в воду полезу.» А в воде холодно, еще холодней, чем на берегу. Содрогнувшись, вздрагивая все сильней, Элиот закашлялся, мигом забывая, что плел недавно. Надсадный кашель буквально разрывал грудь, едва не легкие заставляя выплевывать.

Отредактировано Элиот (2013-10-10 20:04:42)

Возможно, слова тигра были справедливы, а возможно и нет. Как ведут себя нормальные убийцы, Элиот понятия не имел. Может быть, только потому, что сам в данный момент нормальностью не отличался. Крепко удерживая шею, стараясь лишний раз не побеспокоить и не сдавить очень уж сильно, он вновь прикрыл глаза. Происходящее с трудом вписывалось в серую реальность и воспринималось очень плохо. Полосатый хищник бежал плавно, так что никаких неудобств от катания на спине не возникло, а когда вновь удосужился воззреть на мир, то песчаный берег сменился оживленным портовым городом. Элиот упустил этот важный момент, непонятное состояние, в коем прибывал недавно, напоминало забытье, или нечто очень похожее. Крупная дрожь продолжала прогуливаться по телу, бил неприятный озноб, холод становился невыносимым, и от него очень хотелось спастись. Зарыться бы сейчас в шерсть, да не вылезать долго.
  Мутным взором изредка озираясь по сторонам, ловя на себе взгляды, он пытался выглядеть как можно незаметней и незначительней. Подумаешь, тигр тащит кого-то потрепанного, насквозь промокшего на спине. Эка невидаль… Наверняка в городе и поинтересней можно увидеть. К счастью пробежка по порту оказалась недолгой, прибыв на небольшую площадь, тигр безошибочно направился к одному из домов. Возмущение незнакомца заставило еще сильней вжаться в шкуру, молча глянув вверх, Элиот практически сразу отвел взгляд. Как-то очень уж стыдно и неприятно. И снова хочется провалиться в бездну, исчезнуть, никогда больше никого не видеть. Пропустив мимо ушей почти весь разговор, в конце он не вытерпел и тихо выдал:
-Этот человек упорен в стремлениях и непременно попытается еще ровно столько, сколько потребуется для достижения цели.
И опять закашлял, сжимаясь, ежась, отпуская шкуру, выпрямив спину слезая с тигра, пытаясь сделать это как можно более естественно и уверенно. Уверенность оказалась на мостовой у порога, неловко завалившись на бок, Элиот скрипнул зубами и уселся, почти сразу, не без труда поднимаясь на ноги. Трясло так, что зуб на зуб не попадал. Вся абсурдность ситуации настолько поражала, что даже появилась небольшая возможность позабыть о главной цели. Он вообще совершенно свободный и волен вершить с собой что угодно, никто не указ. «Этот человек… Ну надо же! Как будто сам за себя ответить не могу, будто бы совсем помутился рассудком.»

Этого человека Сириус видел впервые. Навострив уши, перевертыш внимательно оглядел Фредерика, и ничего не обычного не заметил. Вполне себе любезный мужчина, без намека на превосходство и бахвальство. Это понравилось магу, еще больше ему понравилось, что инициативу над спасенным у берега юношей, исполнитель Ордена взял на себя.
- Это будет очень любезно с вашей стороны, но боюсь мне в данный момент нечем вам отплатить, дело в том, что мои вещи, по недоразумению пропали, а с ними и деньги...
Не смотря на эти неудобство, ему все же предоставили одежду и указали комнатку, где можно переодеться и привести себя в порядок.
Спустя примерно четверть часа, перевертыш, уже в облике человека вернулся в общий зал. Рубаха была ему большевата, а вот штаны пришлись в пору, так что выглядел он вполне сносно, если конечно не считать всклокоченных волос и трехдневной щетины.
- Фредерик, еще раз выражаю свою благодарность, за оказанную услугу и желание помочь нам, но я вынужден покинуть гостеприимные стены ордена, меня уже давно ждут в другом месте... Мое имя Сириус, и я непременно вернусь, чтобы вернуть долг, - возможно последняя фраза прозвучала угрожающе, но этого маг не хотел, он действительно просто имел ввиду, что постарается найти Орден, чтобы отдать деньги за одежду.
-  Был бы рад разделить с вами трапезу, но увы я итак слишком задержался, позаботьтесь пожалуйста об этом человеке, - Сириус перевел взгляд на спасеныша и чуть заметно улыбнулся, - быть может при нашей следующей встрече, ты скажешь мне свое имя...
Он кивнул, прощаясь и покинул здание сбора Ордена. Нужно было спешить.
- Заказчик будет в ярости, - лорд терпеть не мог опозданий, но тут уж перевертыш ничего поделать не мог, он бы себе не простил, если бы не попытался помочь юноше на берегу.