Время быстро клонилось к закату, и за окнами стемнело… Адель, взяв темноту в подруги и советчицы, сумела уговорить саму себя, что оставаться далее в чужих, мужских комнатах… не следует. Хотя именно в это время, когда солнце не может освещать человеческую репутацию, о ней, репутации, думают меньше всего. И, будь у Адель чуть меньше здравого смысла и чуть больше вольности в голове она, возможно, приняла бы этот дар. Но нет. Смущенная и покрасневшая, она выпорхнула из комнаты старшего конюха, не пробыв там и нескольких минут. Короткая записка, написанная грифельным карандашом взволновала, она не могла не прийти, но сейчас, поняв что все в порядке, Адель сбежала, поспешно закрыв дверь спальни Мартина за собой.
    – О, Небо,– судорожно цепляясь круглыми ладошками в платье, приподнимая его, чтобы не упасть на крутой и темной лестнице, думала Адель и все бежала вниз, – я не должна этого делать. Я никогда не должна этого делать, зачем же? Если вдруг об этом узнают… Если об этом узнает Королева, если об этом узнает… отец… – девушка едва не простонала, ища другой рукой узкие перильца, а с ними и опору, которой сейчас так не хватало. Опоры и веры в то, что она все делает правильно, веры в то, что она еще никого не опозорила. Она видела его несколько минут сегодня… Всего несколько минут и тут же сбежала. А по хорошему, ей стоило бы забыть, забыть об этом конюхе: в конце концов, разве есть в этом что-то необычное? В конце концов, разве это не истинно мужское предназначение – защищать тех, кто слабее? В конце концов, что дурного в благодарности?.. Но благодарность, кажется, перестала быть просто обычной благодарность, и с каждым взглядом на Мартина Адель понимала это все отчетливее и отчетливее. Кажется, она не просто благодарна ему… кажется… кажется…
Фрейлина в задумчивость выпустила складки платья из ладоней и наступила на подол, запуталась в юбках, чуть ли не кубарем скатившись с последних двух ступенек, больно ударившись коленями об пол, хоть он и был устлан соломой.  – Ну что же со мной такое?.. – почти с обидой подумала девушка, когда встала, оттряхивая юбки, и увидела, что в конюшне она не одна, и ее побег по лестнице из комнаты Мартина не остался секретом. Порывисто вскочив на ноги, Адель испуганно и нервно оправила складки платья и выбившиеся из привычно строгой прически волосы, не смея взглянуть на того, кого увидела прямо перед собой.
– Ле-ди… леди Скиф, – запнувшись, проговорила девушка, низко приседая в реверансе и пряча раскрасневшееся от стыда лицо, – здравствуйте, – сказала она первое, что смогла, понимая, насколько глупо и фальшиво это звучит. – Ооо, Небо, это наказание мне! Наказание мне за то, что я растеряла весь свой стыд… Кажется, теперь я погибла… погибла. Господи… стыд какой,– залившись краской смущения и зажмурившись, так и не посмела она подняться, испытывая сейчас только одно желание: вбежать обратно по этой лестнице и спрятаться. Кажется, это не просто благодарность.